— Стой, Блисс. Подожди. Мне очень жаль. Это больше не повторится, хорошо?

— Хорошо.

Это то, что я сказала. Но чувствовала себя как угодно, только не «хорошо». Он вёл себя так, словно я не жаждала этого поцелуя и вполовину так сильно, как он, но привет! Нам обоим было что терять. Ну, так почему только я думала о последствиях?

Я вышла и услышала голоса Дома и нескольких ребят, собравшихся недалеко от двери.

— Этот парень настоящий мудак. Вёл себя так, словно я пытался изнасиловать её или что-то типа того. Всего лишь поцелуй. Ничего такого, чем бы мы ни занимались раньше.

Я закатила глаза.

— И каким-то образом в этот раз вышло ещё хуже, чем в предыдущий. Разве со временем не должно наоборот получаться лучше, а, Дом?

Его друзья смеялись, но я все равно услышала, как он назвал меня сучкой.

Я не остановилась и просто продолжила идти дальше. У меня всё ещё оставалось время до следующей пары, чтобы купить самую огромную чашку с кофе, которую только смогу найти.

К счастью, конец недели обошёлся без особых происшествий. Гаррик держался на расстоянии, и, в конце концов, я начала приходить в норму. Каждый получил контрольное задание по режиссуре, что значило — пора браться за книги и уже выбрать, наконец, ту сцену, которую я сыграю. В пятницу на подготовительных курсах мы обсуждали наше прослушивание, и он попросил нас прочесть об Общественной актёрской ассоциации. Поэтому большую часть своих выходных я провела, просматривая пьесы, которые у меня были (так же те, что были у Кейда), и читала самую скучную схему организации Общественной актёрской ассоциации, которую только можно найти в этом мире.

На следующей неделе проводилась запись на наше самое первое в этом семестре Главное прослушивание, а для меня и последнее. Если я плохо справлюсь в пятницу, то до окончания учёбы у меня будет лишь один шанс показать себя. Я была на самом первом спектакле в этом году и выступала режиссёром второго, но с тех пор больше ничего. Они уже предложили мне стать режиссёром последнего спектакля этого года, но я была слишком напугана, чтобы принять его, в случае, если не получу в нём роль. Боже, меня действительно начало накрывать. Я почти закончила учёбу, а моя жизнь и близко не напоминала ту, которую бы мне хотелось иметь. Когда три с половиной года назад я начала учиться, то думала, что к этому моменту у меня уже будет план.

Я думала, что точно знаю, чем хотела бы заниматься и куда отправиться. И если быть до конца честной... я думала, что к этому моменту уже встречу парня, за которого соберусь замуж. То есть, каждая супружеская пара, которую я знала, познакомилась в колледже, здесь же я была всего несколько месяцев, но идея брака в данный момент для меня казалась нелепой.

К тому же не особо помогало и то, что первым маминым вопросом каждый раз, когда мы разговаривали, был: «Ты нашла себе кого-нибудь?». Я на мгновение задумалась, а как она отреагирует, если я расскажу ей о нынешнем статусе моей любовной жизни в следующий раз, когда она спросит. Может быть, она взбесится. А может, спросит, когда мы планируем пожениться. Порой разговаривать с мамой бывает трудно.

Как люди в этом возрасте могут решать, с кем они хотят провести остаток своей жизни? Я не могу решить, что съесть на обед! Не могу решить, хочу ли я быть актрисой, хотя уже получила тридцать пять тысяч долларов образовательного кредита, как нельзя лучше говорящего мне, что я хочу быть актрисой.

К концу недели прослушивания появилось чувство, что в нашей ситуации с Гарриком не было «ничего особенного», и я продолжала утверждать, что так оно и было. Я заходила в класс в самый последний момент и, как правило, первой выходила из него. Верный своему слову, в классе он вёл себя профессионально, что в действительности просто означало, что мы сводили наше взаимодействие к минимуму. Я никогда не видела его в Гринде, и мы снова часто там бывали.

Он присутствовал на прослушиваниях, как и любой другой преподаватель. И даже его отсутствие не смогло бы ослабить моего волнения по поводу этого спектакля. Как актриса, я всегда тяготела больше к классическим ролям, чем к современным (отсюда и одержимость Шекспиром), и мы, наконец, сделали греческий спектакль (ну... во всяком случае, перевод греческого спектакля). Федра не была моим первым выбором, учитывая, что темой была запретная любовь, которая явно была не тем, в чем я сейчас нуждалась. Но, по крайней мере, у меня было отличное понимание своего характера, когда я прослушивалась. Правда, Федра вожделела своего пасынка, а не своего преподавателя, но чувства были схожими.

Долгое время я не особо хотела брать эту роль.

Когда настала моя очередь идти на прослушивание, я чувствовала себя хорошо, я бы сказала, уверенно. Я знала свои плюсы и минусы. Знала свой характер. Знала, каково это, когда ты не можешь получить то, что хочешь. Больше, чем что-либо... Я знала, каково это, когда ты чего-то хочешь и в то же время не хочешь. Я отдалась вожделению, страху и сомнению во время своего выступления. Я открыла себя тому, чего бы ни позволила себе в реальной жизни, потому что здесь... здесь я могу выражать себя, отдавать и притворяться, что это не я... притворяться, что это Федра.

Я была честнее под лучами прожекторов, чем при свете дня. Всё закончилось в течение нескольких минут, я вернулась в артистическое фойе, надеясь, что этого было достаточно.

Когда прослушивание закончилось, мы все отправились праздновать. Приглашения на повторное прослушивание раздадут утром, и можно будет беспокоиться потом, но на данный момент от нас ничего не зависело.

Все вместе (в основном, выпускники и студенты предпоследних курсов) мы заняли целую часть паба «Стамбл Инн». Даже то, что мы сидели за разными столами, не мешало нам громко переговариваться, и мало кого волновало, мешаем ли мы кому-то.

Вечер мы начали с текилы, которая немного жутковато напоминала мне вечер с Гарриком, но я отбросила эти мысли. Я была здесь с друзьями. Это поможет мне расслабиться и как следует повеселиться.

Я сидела за одним столом с Келси и Кейдом. Линдси тоже была здесь вместе с Джереми, симпатичным второкурсником, с которым я по пьяни целовалась в прошлом году. С тех пор он ещё долго ходил за мной по пятам, но я была уверена, что он в курсе — между нами ничего не могло быть. Сейчас же на него положила глаз наша помешанная на сексе красотка Келси. Потом Виктория, которая с лёгкостью могла бы сойти за незаконнорождённого ребёнка Линдси и Келси. У неё была грудь Келси (и её же распутность) вместе с позицией Линдси «я ненавижу всё и всех». Последним за столом сидел Расти, который был королём случайностей и прочих весёлых приколов.

Джереми был единственным несовершеннолетним, чтобы пить, но официантка и не думала проверять всех сидящих за столом. Она посмотрела удостоверение Кейда и потом просто окинула взглядом остальных. Мы заказали выпивку, еду, а потом ещё выпивку.

К тому времени, как разговор зашёл о прослушивании, мне было очень хорошо.

Именно Расти сделал первый шаг:

— Ну, так... что там с той пьесой про инцест?

Я закатила глаза.

— Это не инцест, Расти. Они не связаны по крови.

— Не важно, — пожал он плечами. — У меня есть мачеха, и я бы наложил в штаны, если бы она приблизилась ко мне.

Келси рассмеялась.

— По-моему это больше связано с тем, что ты гей.

— Я видел твою мачеху. Передай ей, что она может приближаться ко мне в любое время, — сказал Кейд.

Если бы мы были другими людьми, Расти пришёл бы в ярость и стукнул Кейда по руке... или по морде. Но нет, вместо этого они дали друг другу «пять».

— Ну а если серьёзно, как все справились? — спросил Расти. — Лично я был дерьмом. Мне бы больше повезло, если бы я получил роль второго солдата или слуги.

— Я бы убила за роль Афродиты. То есть, у кого ещё такие подходящие сиськи для этого? — встряла Келси.

Виктория подняла руку.

— Эй, привет! Ты что ослепла? — она указала на свою грудь.